Картофель по-европейски.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны.
Уильям Шекспир. Алан Рикман, в тёмных джинсах и зелёной матерчатой куртке, копал газон под картошку у меня во дворе. Небо было серое, и Рикман говорил: «Зима будет тяжелая, голодная, но у Вас будет картошка».
читать дальше
Он попросил у меня нож и разрезал картофелины на частички с глазками. Мы бросали их в осеннюю слякотную землю. Я предлагала сажать целые картошины, а он меня просто не слушал и торопился поскорей всё закончить, потому что было уже четыре часа короткого сентябрьского дня.
Вообще Рикман был не в духе и на чём свет стоит крыл фанаток. В особенности доставалось фанаткам Бена Барнса, который, по словам брюзжащего Рикмана, уже успел до тошноты вкусить сиропного яда популярности.
Я, помнится, говорила о том, что можно понять человека на расстоянии, оценить его, полюбить его тонкую нежную душу, на что Рикман сказал с характерной гримасой:
- I think not!
Когда я внесла чай с мёдом, Бен Барнс читал Пруста при неярком свете настольной лампы. Он был бледен, лежал на диване под толстым ватным одеялом и, щурясь, держал книгу, слишком близко поднеся её к глазам.
Я поставила чай с мёдом на стол и уже отворяла дверь из комнаты, как вдруг Бен хитро сказал мне в след:
-Л`ёлька! Не кури траву!
Нет, каково?
-Do you speak Russian? - воскликнула я.
Но он только сполз по подушке и, натянув одеяло себе на голову, ребячливо хихикал под ним, полностью довольный собой.
-Да я вообще не курю! - приступила я к дивану.
- I don't smoke, and I've never tried to … Да!
Из под одеяла ещё некоторое время доносилось хихиканье, но высунувшийся Бен принял уместно виноватый вид.
-I do not speak Russian. - заверил он.
-Your tea is on the table!
- Вы не представляете, до чего его довели эти fan girls, - говорил Рикман, всаживая лопату в российский суглинок.
-Он похудел, он одевается только в чёрное. Ему же нужно солнце, а он осмеливается выходить только в тёмное время суток.
- Он же может поехать на Юг?
- Он вообще никуда не может поехать! Разве что сюда, со мной.