Лёгкая радость неслышно живет в голубеющих сумерках
Я вышвырну Вашу японскую балалайку!
(Пр. Снейп - своему боггарту,
когда тот привез из Лондона семиструнную цитру,
намереваясь играть на ней по ночам).
когда тот привез из Лондона семиструнную цитру,
намереваясь играть на ней по ночам).

В Караби жил некогда не старый годами отшельник, удалившийся от людей в годы смуты. На горном плато сделал он себе малую хижину, питался горькими дикими травами и жил иногда неделями не видя человеческого лица.
Однажды во время поиска съедобных трав он услышал, что из пещеры доносятся слабые звуки, будто бы там кричит уже уставший плакать младенец. «Верно в нижней деревне голод, раз люди принесли сюда ребенка - подумал отшельник. – Я согрешу, если оставлю его в пищу лисицам». Подумав так, он спустился в пещеру, где нашел лишь перепуганную белую кошку. Она и издавала эти жалобные звуки. Отшельник был от юности искушен в науке врачевания и видел, что белая кошка не больна и не ранена.
Был ли отшельник так же просветлен в учении Будды или он был по летам своим безрассуден, но он нимало не смутился. Молодой отшельник поднял кошку и принес в свою хижину. Кошка чинно сидела на соломенной циновке, не бросалась ловить мышей и ничего не ела, хотя пила воду. «Опомнится – поймает себе мышь и наестся, - решил отшельник. – Не мне судить ее».
Той ночью милосердному отшельнику приснился странный сон.
У его ложа стоял низкий лаковый столик с закусками: белоснежным рисом, каждое зернышко которого светилось подобно жемчужине, сладким саке, сочным тофу из Киото и красным супом мисо. Белая кошка по-прежнему сидела на циновке.
- Не Вы ли позаботились об угощении, госпожа кошка? – в шутку спросил отшельник.
Он имел друзей в столице и подумал, что кто-то из них внезапно приехал и мило шутит над ним. Отшельник вышел из хижины и увидел, что вокруг все тихо. Он вернулся в хижину – лаковый столик исчез.
- Поистине я заслужил это своей неучтивостью, - засмеялся отшельник, понявший, что видит сон. Но эти сны повторялись, и после них весь день не хотелось есть.
По утрам белая кошка ходила по дворику и толкала мордочкой цветы до тех пор, пока вся не оказывалась в росе. Так она пила. Один цветок она пригибала лапкой и съедала.
Отшельник смеялся:
- Верно, госпожа кошка, вы хотите прожить журавлиный век? Дождитесь росы с хризантем!
Скоро он привык к белой кошке и называл ее Неко-сан – госпожа кошка.
В канун праздника хризантем, когда еще и не рассвело, отшельник увидел, что на пороге хижины лежат двенадцать крыс со злобно оскаленными зубами и хвостами длиной в сяку.
- Не Вы ли изловили их, госпожа кошка? – удивился он. – Они страшны, как демон Мару.
Белая кошка вышла из хижины, взглянула на крыс и медленно пошла прочь от дома. Когда же она отошла подальше, то побежала. Было во всем этом что-то необычное. Кошка бежала к той пещере, откуда он принес ее. Отшельник не хотел потерять Неко-сан и пошел следом. Он рассчитывал, что снежно-белую шерстку Неко-сан будет видно и при свете луны. Но прямо у входа в пещеру сидела печальная девушка сияющей красоты, одетая в двенадцать бледно-зеленых нижних одежд и белое фурисодэ из блестящего шелка, затканного белыми цветами хризантем. Рядом с нею были пять или шесть крупных черных котов. Из пещеры доносились почтительно приглушенные хриплые голоса.
- Неко-сан?! – поразился отшельник. – Госпожа кошка!
Она склонилась в низком поклоне.

- Мое имя Юки-химе. Когда в праздник Танабата мы любовались звездным небом и загадывали желания, я отстала от своих спутников и ко мне приступил злобный тенгу со словами о том, что наши судьбы были сплетены еще в предыдущих рождениях. « Если это и так, - ответила я ему, - то не за свои ли грехи вы родились в нынешнем обличье?»
Я бросилась бежать. Тенгу преследовал меня, но своды пещеры были низки для него – он отстал, а я не посмела вернуться к выходу. Я знала, что эта пещера имеет несколько выходов и пошла к одному из них. Там вы нашли меня, и я безмерно вам благодарна. Сегодня меня наконец разыскали самураи моего отца.
- Могу ли и я проводить вас? – как зачарованный спросил отшельник.
- Если в доме моего отца, где я четвертая госпожа, вам будет оказано гостеприимство, вы станете котом. О, вы превратились бы в прекрасного рыжего кота с белым оплечьем. Я не смею просить вас об этом.
Она грустно улыбнулась и прочла:
В праздник лунного света
Слезы невольно
Орошают ланиты
Слезы невольно
Орошают ланиты
Отшельник заключил стих:
Серп луны льет сиянье
На плато Караби
На плато Караби
На прощание Юки-химе сказала:
- Со дэс нэ, это только неотесанные самураи из свиты моего отца. Но я хотела бы, чтобы часть из них осталась служить вам.
Плато Караби до сей поры славится своими черными котами – это самураи Юки-химе, богини-кошки.

Всегда рада таким гостям в своём скромном чайном домике